ТРАДИЦИОННАЯ ИГРУШКА

Анна Некрылова

Игрушки известны с самой глубокой древности. Нет ни одного народа, в культуре которого игрушка не занимала бы своего – очень заметного – места.

Благодаря старинным письменным источникам, открытиям археологов и этнографическим разысканиям мы знаем, что игрушки были обязательной принадлежностью быта и ритуалов; что они употреблялись не только в качестве детской забавы и средства воспитания, велика была их роль и в жизни взрослых.

Красноречивы находки археологов. Еще в XIX столетии при раскопках древнеегипетских городов Мемфиса и Фив, а также городов и поселений Древней Греции и Рима было обнаружено громадное количество игрушек. Это мячи из кожи, набитые упругим веществом, чтобы они могли легко отскакивать от пола или стены; это трещотки, свистульки, звоночки, зеркальца, куклы из кости, маленькие сосуды из обожженной глины, фигурки животных и пр. Интересно, что многие куклы напоминали хорошо известных нам марионеток: конечности таких кукол были отделены от туловища и снабжены кольцами, креплениями и отверстиями, очевидно, предназначенными для продевания нитей, посредством которых они могли приводиться в движение.

Не менее интересны и важны находки отечественных археологов. В культурных слоях XI–XII веков обнаружены деревянные лодочки, погремушки, волчки, коньки, птички, мечи, железные топорики с деревянной ручкой, даже детские музыкальные инструменты  –  дудочки, трещотки, жужжалки, барабаны.

Так или иначе, но тот факт, что игрушки всегда сопровождали детство – неоспорим. Как не подлежит сомнению и то, что игрушки имелись у детей всех социальных категорий – в бедных и богатых семьях, у хлебопашцев и императоров, у горожан и сельского населения; свои игрушки имелись у детей свободных граждан и зависимых, подневольных (рабов, низших каст, крепостных и пр.). Если для маленького Людовика ─ будущего короля Франции Людовика XIV ─ по специальному заказу было сделано игрушечное войско ценою в 28963 ливра, то его сверстник где-нибудь в Нормандии или Бретани развлекался нехитрыми фигурками волов, коньков, птичек из дерева или глины. По велению Екатерины I куплено было в Москве (читаем в дошедшем до нас документе) «разных игрушек государыне царевне Наталье Петровне и великому князю и княжне ─ три коровы, два коня, два оленя, четыре барана, две пары лебедей, два петуха, одна утка, при ней трое детей, город с солдатами», и за все заплачено «четыре рубля девять алтын и две деньги». Вряд ли эти игрушки сильно отличались от тех, что выделывали из остатков глины или кусочков дерева простые крестьяне где-то на Псковщине, на Русском Севере, под Тулой, в Великом Новгороде. Бумажные драконы, фонарики, лодочки из коры дерева или из бамбука в одинаковой степени привлекали детей высших чиновников Китая и  обитателей беднейших кварталов столицы Поднебесной империи.

Игрушка обладает какой-то невероятной живучестью, удивительной стабильностью. На протяжении веков она оставалась верным другом и помощником ребенка. Вглядываясь в незамысловатую глиняную птичку, деревянного конька или тряпичную куклу, невольно проникаешься уважением к ней, сохранившейся едва ли не в первоначальном виде и столетиями исчисляющей «стаж своей работы» на ниве воспитания, обучения и развлечения детей. В традиционной культуре большинства народов игрушка выходила далеко за пределы детства, да и в жизни ребенка она была отнюдь не только предметом, предназначенным для игры. Например, в Вятском крае до начала ХХ столетия отмечался всеобщий праздник, называемый «Свистунья» или «Свистопляска». В течение нескольких дней взрослые и дети свистели в глиняные свистульки, шумели, смеялись, полагая, что таким образом прогоняют надоевшую зиму и призывают птиц – вестников весны. К этому празднику с давних пор приурочивалось массовое изготовление свистулек. Постепенно обрядовый праздник перерос в специфическую ярмарку, где главным товаром были самые разнообразные свистульки, к которым со временем присоединили торговлю и другими игрушками, в частности, знаменитой «дымкой».

Если вдуматься и внимательно присмотреться к игрушке, к тому, как относятся к ней дети, непременно заметишь, что и сегодня, в наше сугубо рациональное время, игрушка сохраняет что-то от глубокой старины, от детства человечества с его особым поэтическим взглядом на мир. Архаическое отношение к кукле запечатлено в волшебных сказках. Героиня, вынужденная заниматься невыполнимой работой, обращается за помощью к куколке, и та справляется с заданием. В сказках о гонимой падчерице мать, умирая, дарит дочери куколку-помощницу, которая затем спасает девочку от медведя, от злой ведьмы и помогает найти хорошего жениха.

Стоит прислушаться к мнению тех, кто всерьез задумывался над «игрушечным» вопросом, кто анализировал свои детские впечатления или обобщал опыт наблюдения за «ребенком играющим».  Несомненный интерес представляют воспоминания Сергея Владимировича Образцова, человека, досконально знавшего, понимавшего куклу, шире – игрушку, близко соприкасавшегося с детской аудиторией – главными  зрителями театра кукол. В книге «Моя профессия» С.В.Образцов посвящает целую главку первой своей игрушке. Ему, тогда семилетнему мальчику, мама подарила «маленькую смешную куклу. Называлась эта кукла “Би-ба-бо” и состояла из целлулоидной головки и синего халатика, надевающегося на руку, как перчатка. Указательный палец входил в голову, а большой и средний становились ручками куклы. Если пошевелить указательным пальцем, то головка начинала кивать, а если пошевелить большим и средним пальцами, то смешно и совсем позаправдашнему двигались руки. Ими “Би-ба-бошка” мог брать карандаш или спичечную коробку, чесать в затылке, утирать слезу, одним словом, делать что угодно.

Мордочка у “Би-ба-бо” была очень смешная, глаза вертикальные, вытаращенные, носа почти нет, только точечки ноздрей; рот длинный, растянутый, а на голове не то колпачок, не то феска. /…/     Я его и любил и жалел, как любят и жалеют дети маленьких котят. Даже гулять я его брал с собой, и он торчал в рукаве моего полушубка, рассматривая прохожих, городового, детей на Чистопрудном бульваре или витрину магазина Эйнем  у Мясницких ворот, около которых мы тогда жили. За стеклом Эйнема среди пирожных, конфет и шоколада всегда была выставлена какая-нибудь механическая реклама, останавливавшая и детей и взрослых.

Помню, как там был почему-то поставлен горящий дом и смешные куклы пожарные качали воду пожарными насосами / …/.   Конечно, смотреть живых кукол было интересно, но если постоять подольше, становилось ясно, что они совсем не живые, а мертвые.

Рядом с ними мой “Би-ба-бо” – настоящий маленький человечек. Он может потереть ручкой стекло, чтобы ему лучше было видно; он аплодирует, как зрители в театре; он раскачивается, передразнивая /…/ подошедшую тетю с мопсом; он вертится в разные стороны, и все вокруг смотрят /…/ на моего “Би-ба-бо” и смеются. Даже мопс заинтересовался и стал его обнюхивать, а тот хлопнул мопса по носу, и удивленный мопс, отскочив, спрятался за тетю с птицей на шляпе.  Теперь уже никого не интересует глупый пожар в шоколадной витрине Эйнема – “Би-ба-бо” победил».

Разнообразен, многолик и самобытен мир народной игрушки! Сколько в ней выдумки, мастерства, доброты и уважения к материалу, природе, к детям и взрослым – всем, в чьи руки попадет игрушка. Одни игрушки делались с оглядкой на ребенка – чтобы ему было интересно, удобно и безопасно играть с ними. Другие явно рассчитаны на празднично настроенного посетителя ярмарки и оттого больше напоминают сувенир. Третьи сохраняют серьезность и какую-то глубинную память о тех далеких временах, когда подобные фигурки служили амулетами, оберегами, были изображениями и заместителями духов-покровителей рода или какого-либо промысла. Четвертые поражают технической выдумкой при потрясающей простоте, заставляя лишний раз убедиться в справедливости старой истины: все гениальное просто.

Многообразие игрушечного мира можно подразделить на несколько основных типов. Прежде всего, это образная игрушка, изображающая людей и животных. Подражательная игрушка воспроизводит вещный мир взрослых, их труд, быт, предметы материальной культуры. Выделяется дидактическая игрушка, не имеющая прямых аналогов в природе и реальной жизни людей – погремушки, головоломки. Особый разряд игрушек составляют так называемые моторные – мячи, волчки, палочки, скакалки; они рассчитаны и на индивидуальные, и на коллективные подвижные игры. Существуют игрушки плоские и объемные, натуралистические и символические (даже вполне абстрактные), игрушки одинарные и употребляемые только или преимущественно в наборе (кубики, лото, солдатики, посуда); игрушки готовые и «полуфабрикаты» – их следует собрать своими руками (конструкторы, картинки из деталей).

Со времен Древней Руси дошли до нас излюбленные мотивы игрушек – женский персонаж, конь, птица, медведь, модели инструментов, оружия. Игрушка вводила ребенка не только в реальность обыденной жизни, но и в мир фантазии, диковинок и чудес – среди ее персонажей сказочные звери и птицы, принцессы, богатыри и рыцари.

Возьмем любую русскую народную игрушку. Легко увидеть непосредственную связь ее с детским и материнским фольклором (колыбельные песни, потешки, прибаутки, сказки, небылицы, сюжетные игры). Животные и птицы с древних времен присутствовали в народном орнаменте, в традиционной резьбе, живописи, вышивке, керамике – естественно их место и в традиционной игрушке. Так, котики, заиньки, овечки, коньки, коровки – герои словесного и материального пластов культуры, причем словесное описание дополняет скульптурное (игрушечное) и наоборот.

Деревянная богородская игрушка – это же иллюстрации к известным сказкам о животных. Мужик и медведь явно вышли из сказки «Вершки и корешки»; образы лисы и волка навеяны многочисленными сказками и побасенками о их вечном соперничестве и всегдашней победе хитрой лисы; сюжет «журавль и лисица» будто вырос прямо из одноименной сказки, запечатлев в скульптурной игрушке кульминационный момент повествования.

Удивительные стороны народной культуры открываются, когда начинаешь сравнивать, сопоставлять, скажем, конька на крыше с игрушечным коником, вышитых петухов на свадебных полотенцах, сахарных петушков на палочке, яркую игрушку и красавца Петю-петуха сказок и прибауток; когда видишь, что только «чуть-чуть» отличает игрушечную утицу от солонки в виде уточки, что самодельная нарядная тряпичная кукла очень похожа на красавиц, франтих, надеваемых на заварные чайники, и т.д.

У каждого из нас на памяти строки из детства, услышанные от старших, прочитанные в первых наших книжках ─

Петушок-петушок,                                      Идет коза рогатая,

Золотой гребешок,                                      Идет коза бодатая:

Чесана головушка,                                      Ножками ─ топ-топ!

Масляна бородушка….                                Глазками ─ хлоп-хлоп!

Кто кашки не есть,

Кто молочка не пьет —

Забодает, забодает!

 

Согласитесь, это настоящие тексты-картинки, и они очень хорошо ложатся на детский рисунок, народную вышивку, и, пожалуй, в первую очередь, соединяются в нашем воображении с кустарной игрушкой. Кукла – женский персонаж прочно связывалась в традиционных культурах с идеей человеческой плодовитости, воспринималась как охранительница девочек-девушек-женщин, покровительница женских ремесел, вообще женских работ. Выступала она и в роли хранителя домашнего очага, духа материнского рода. Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что антропоморфная кукла-женщина изначально несла в себе признаки Богини-матери. Во всяком случае, даже в сравнительно поздней традиционной кустарной кукле и по сей день сохраняются представления о женщине – прародительнице всего живого. Во внешнем облике женских персонажей обращает на себя внимание четко выраженная грудь, подчеркнуто выпуклые, широкие бедра, часто встречается изображение женщин с младенцем на руках. Взгляните на дымковских барынь: большинство из них – няни, кормилицы, многодетные мамаши в окружении ребятишек мал-мала меньше. Каргопольские игрушки-бабы кормят ребенка грудью, держат по малышу в обеих руках и т.д. Красноречивы и узоры на их одеждах – древнейшие знаки плодородия (зерна, ветви, пашня, солнце, растительный орнамент). Тот же смысл просвечивает и у филимоновских глиняных коровок с утрированным выменем.

Нередко в крестьянских семьях куклы переходили от матери к детям в течение нескольких поколений. В африканских племенах широко известен обычай передачи матерью выходящей замуж дочери специальной куклы, которая понималась как образ и залог будущего ребенка, потому ей посвящалось много забот, с ней нельзя было расставаться до рождения ребенка. По поверьям алтайских тюрков, куклы считаются вместилищами духов, которые оказывают помощь молодой женщине в доме мужа, в особенности во время родов.

Для традиционной культуры вообще характерно долгое общение девочки-девушки-молодой жены с куклами. Одна из русских пожилых сибирячек вспоминала: «Прежде девочки как-то долго с куклами играли. Идешь на посиделку, несешь прялку и везешь повозочку с куклами». Нередки были случаи, когда рано вышедшая замуж молодуха уходила в семью мужа со своими куклами, ей разрешалось играть ими в свободное время. Продолжалось это, как правило, до рождения первого ребенка. Крестьянка из Ярославской губернии рассказывала о своей бабушке, которая «пошла замуж в 14 лет и кукол всех с собой забрала. Целую корзину этого добра привезла в дом жениха… Свекор строго всем домашним наказал не доглядывать и не смеяться над молодой, когда она тихонько пряталась на чердак поиграть в свои куклы. Потом их снова достали, уже для ее детей».

Обращает на себя внимание такая очень распространенная особенность традиционной матерчатой куклы, как ее безликость. Едва ли не везде существовало поверье в то, что если у куклы будут глаза, рот, нос, в нее может вселиться душа, более того – в нее «перетечет» душа ребенка, играющего с такой куклой. Поверье, легко догадаться, объясняется пережившим века представлениями о двойниках, о близнецах ─ обладателях сверхъестественными качествами, о странном и опасном контакте человека со своей тенью или зеркальным отображением. Эти темы буквально пронизывают мифы народов мира. Известно, что в ряде традиций изображения религиозного и культового характера имеют намеки на человеческие лица, а куклы-игрушки снабжены стилизованными головами, например, из утиного носа.

Традиционная культура никогда не акцентировала только одну какую-нибудь черту, одно качество в антропоморфном существе или в его символическом заместителе. Всякая фигурка, тем более кукла, была амбивалентным персонажем и образом. Так и в безликих куклах видели не только способ обезопасить ребенка, играющего с ней. На это древнейшее представление накладывались другие – эстетические, психологические. На месте лица создавался цветными нитками или тонкими ленточками яркий орнамент из полос, причем колористическое наполнение отвечало принятому в каждой местности, национальной традиции представлению о красоте. С психологической точки зрения, безликая кукла наилучшим образом приспособлена к игре, к смене ролей, она более провоцирует фантазию ребенка, развивает его воображение, чем кукла, имеющая конкретное лицо, с застывшим раз навсегда выражением.

Кроме достаточно примитивных игрушек, которые изготавливались дома – кем-то из членов семьи, а то и самими ребятишками, с давних пор развивался и особый промысел – игрушки на продажу. Они отличались большей яркостью, профессиональным мастерством, становясь специфическим ярмарочным товаром.

Знаменитые русские коробейники, офени наряду с неприхотливой хозяйственной мелочью,  «красным товаром» (духами, платками, помадой, гребенками) и лубочными книжками разносили по городам и весям необъятной России и игрушки. В больших и малых городах, в крупных промышленных слободах и поселках среди разных увеселителей на праздничной площади всегда выделялась фигура продавца игрушек.

Дергунцы и свистульки, погремушки и барабаны, карусельки и матрешки, куклы и зверюшки – яркие, веселые, специально выставленные на показ, невольно привлекали внимание, и трудно было оттащить ребенка от такого красочного, захватывающего зрелища, от этой фантастической мини-выставки, еще труднее – не купить одну из игрушек. Зато сколько радости вспыхивало в глазах ребенка, заполучившего в руки заветную игрушку – расписного конька, птичку-свистульку, забавного медведя, обнимающего бочонок с медом, смешных курочек, которые начинают клевать воображаемые зернышки, стоит лишь потянуть за привязанные снизу дощечки ниточки…

В преддверии традиционных массовых гуляний, праздников и ярмарок кустари заготавливали большое количество игрушек. К примеру, в десятую пятницу после Пасхи устраивалась ярмарка в Туле, где всегда продавались «из глины разные куклы для детей». В Москве и Петербурге игрушечный товар заполонял площади и рынки в субботу вербной недели. Здесь, помимо традиционных кустарных игрушек, красочных воздушных шаров, появлялись и игрушки, рассчитанные не столько на детей, сколько на празднично настроенного взрослого покупателя, которого следовало удивить или рассмешить.

Резные красочные коньки, петушки, павы; многофигурные композиции типа сценок с музыкантом и плясунами, тройки с седоками, охотника с преследуемым зверем, пастуха со стадом и пр. могли быть куплены для ребенка, но с тем же успехом использовались и в качестве украшения жилища – ставились на комоды, прикаминные полки, в горки с посудой и т.д.

На московских вербных базарах, по  воспоминаниям современников, в конце XIX в. «появлялись новые игрушки, которым торговцы придумывали названия лиц, чем-нибудь за последнее время выделившихся в общественной жизни в положительном, а большею частью в отрицательном смысле, ─ проворовавшегося общественного деятеля, купца, устроившего крупный скандал или »вывернувшего кафтан» крупного несостоятельного должника, адвоката, проигравшего на суде громкое дело, на которое было обращено внимание москвичей. Во время войны игрушкам давались имена неприятельских генералов, проигравших сражение».

Расхаживая среди торгующей, покупающей и гуляющей публики, разносчики-игрушечники громко расхваливали свой товар, выкрикивая нараспев разные прибаутки, подчас действительно остроумные, построенные на смешном каламбуре или перечислении игрушек, на необычных характеристиках их. Вот несколько примеров рекламных приговорок, записанных в Москве, Нижнем Новгороде, Петербурге и других местах.

                     Вот они, вот они –

Детские подарки!

Красивы и ярки!

Дудки! Хлопушки!

Бубны! Побрякушки!

Налетай, выбирай!

Выбирай, забирай!

Вот они, вот они!..

У бойкого на язык продавца каждой игрушке соответствовала своя прибаутка. Игрушку-неваляшку – знаменитого Ваньку-встаньку рекламировали так:

Нашего Луку

Не уложишь на боку.

Как Ванька не валит –

Лука встанет и стоит!

 

Игрушку-дергунчик расхваливали по-другому:

 

Новейшая игрушка –            или так:      Американская обезьянка Фока

Заморская зверушка!                                Танцует без отдыха и срока!

Веселый немец Фок,                                 Пьяна не напивается,

Танцует на один бок!                                С мужем не ругается,

Пляшет и весело живет

И пьяницей не слывет!

Подходи, выбирай!

Саму лучшу покупай!

 

Предлагая игрушечную пушку, продавец приговаривал:

Всегда без пороху,                  или:     Австрийская пушка —

Всегда без промаху!                            Деточкам игрушка!

Всегда шибко палит                            Пробкой палит,

И дымок не валит!                               Баловать не велит!

 

Для куклы существовала своя прибаутка:

Ай да кукла,

Ай да Малаша!

Неслыханное чудо,

Невиданное диво:

Не ревет, не плачет,

А по полу скачет!

Приговоры для игрушки-калейдоскопа:

 

Видимо, к куклам-марионеткам относится текст, записанный в Москве 1920-х годов; он интересен тем, что отражает приметы своего времени – эпохи послереволюционной, нэпмановской:

Танцующие люди

Из балетный студий.

Лучшая игрушка

     В саду и дома,

Танцует по указанию

Самого наркома!

 

В 1912 г. по Москве ходили продавцы удивительной игрушки – металлической фигурки человечка, которая «росла», покрываясь особой окисью, в налитой водою бутылке. Они кричали, заманивая покупателей:

Сам игрушечный промысел достиг в России наибольшего расцвета и размаха в середине ХIХ столетия. Практически каждая губерния, развивая свои традиции, поставляла на общероссийский рынок изделия собственных кустарей-игрушечников. Известность некоторых игрушечных центров выходила далеко за пределы России. Отечественная игрушка выставлялась в Париже на престижных Всемирных промышленных выставках, она приводила в восторг жителей Германии, Италии, Австрии и других стран.

Наиболее известными центрами производства кустарных игрушек были:

Каргополь (Архангельская губ.), сёла — Дымково Вятского края, Филимоново Тульской губ., Абашево Пензенской губ., Плешково Орловской губ., Романово Липецкой обл. Славились своими игрушками Старый Оскол на древней Белгородской земле, воронежские городки Карачун и Мглин, Сусанинский район Костромского края, Рязанщина, г. Вельск и др.

У каждой традиции – свое, неповторимое лицо. Ни с чем не спутаешь крестьянскую деревянную объемную игрушку, создаваемую в Подмосковье, в деревнях вокруг Сергиева Посада (Троице-Сергиевской Лавры). Промысел этот особенно расцвел в селе Богородское. Богородцы вырезали тех птиц и животных, которые составляли знакомый им, привычный мир: гуси, куры, петухи, кони, овцы, лисицы, волки, зайцы, белки, медведи. Правда, любили они и разбавить этот ряд, пофантазировать, изобразить что-то экзотическое. И тогда из-под их рук появлялись тигры, львы, верблюды, чудо-птицы, похожие на лубочных фениксов и алконостов. К началу ХХ века сергиево-посадские мастера овладели техникой папье-маше. К тому же примерно времени приобрели здесь популярность игрушки с движением, а также архитектурные игрушечные наборы, восходящие к обыкновенным кубикам.

Специальный промысел – деревянные игрушки, рассчитанные на широкую продажу в условиях знаменитой Макарьевской ярмарки, возник в Нижегородском крае. Характерными местными чертами были новые сюжеты: конная упряжка, мельница с вращающимися крыльями, пильщики дров, предметы быта, игрушечная мебель, расписанные на свой лад матрешки.

Сегодня используются новые технологии, новые материалы, о которых и помыслить не могли старые мастера. Появляется все больше усложненных игрушек – говорящие куклы, управляемые машины и роботы, замысловатые конструкторы, работающие модели телефонов, мини-компьютеры и т.п.

Глядя на это современное изобилие и разнообразие, все чаще возникнет чувство ностальгии по старым, родным, неприхотливым игрушкам, сохранявшим тепло человеческих рук, доброту мастера или любовь матери, бабушки, деда; по наивным игрушкам, доносящим из глубины веков представление о прекрасном, сберегавшим этническое, национальное своеобразие.

 

Использованная литература: